Clausewitz-Krise

Наблюдая всё вот это вот, не только то, что поблизости, но и дальние события, я пришёл к выводу, согласно которому в настоящее время мы являемся свидетелями появления и нарастания разрыва между политическими потребностями и способностями армий по их удовлетворению. Связка: "Война есть продолжение политики иными средствами" разрушается, войны перестают показывать многие политические результаты, к которым мы привыкли за тысячелетия.

В течение очень длительного времени при помощи войн можно было решить разнообразные вопросы, от заключения династического брака до изменения религиозных догматов на следующем Соборе, и, конечно, обезпечения имущественных интересов. Сейчас из всего этого разнообразия "в строю" остались разве что геноцид, разрушение ради разрушения, глубокое ослабление оппонента, посев хаоса и тому подобные взаимосвязанные между собой вещи.

Сейчас никому и в голову не придёт, что война может вестись за то, чтобы Нетаньяху женился на дочери Айятоллы Хаменеи; современные рогнеды могут спать спокойно. Религиозные догматы настолько утратили политическое значение, что из-за них не то, что воевать, спорить лень. С имущественными вопросами тоже сложно. Можно устроить войну и захватить месторождение нефти, например. Но недобитый оппонент может атаковать нефтяные вышки и транспорт при помощи безпилотников, и каждый бензовоз не защитишь - это, кстати, целесообразное направление деятельности правительства Сирии ради освобождения своих территорий от американской оккупации. Можно захватить нефтяную платформу или газопровод, но воспользоваться ими при относительно небольшом противодействии противника будет невозможно. Можно напасть на Тайвань и захватить его, но получить доступ к технологиям производства микросхем не получится, они технически не поддаются захвату. Нет смысла атаковать с экономической целью любое мало-мальски сложное производство, поскольку воспользоваться им будет слишком сложно. Расширение экономической базы путëм насильственного захвата представляет значительные трудности и сохраняется лишь в регионах условно отстающих от главных міровых тенденций, и то лишь временно. Только полное, безоговорочное уничтожение воли противника к сопротивлению на длительный срок позволяет воспользоваться руинами и постараться возвести на их месте нечто новое; фактически войны за хозяйственные преимущества превращаются в контроль над безжизненными квадратными километрами - что может быть полезно само по себе, однако никак не может обозначаться как захват экономического потенциала. Израильтяне, конечно, могут основать новые города на месте руин Сектора Газы, однако им придётся строить всё с нуля. Война уходит из арсенала экономических рейдеров - как в своë время из него ушло каперство.

Фактически единственная политическая задача, которую можно решить при помощи современной армии, это геноцид в той или иной форме. Если такая задача не ставится, то армия не может помочь политикам ничем. Она становится инструментом экстремальным либо ненужным - примерно как ядерное оружие. Сделать при помощи армии что-либо вменяемое с каждым днём всё менее и менее реально.

Данное явление вызвано как изменениями в военном деле, так и переменами в обществе и в экономике. Налицо кризис концепции, опознанной и сформулированной Карлом фон Клаузевицем. Этот кризис, как и всякий иной, имеет различные стороны. Он оставляет политиков без военного инструмента решения задач, и тем способствует уменьшению практического интереса к войнам. Однако политикам всë равно нужно как-то решать свои задачи; если старые инструменты не подходят, политикам придëтся искать новые, и что-то они найдут? Будем ли мы готовы к сюрпризам? Кроме того, сохранение в числе инструментов только геноцида может означать, что именно геноцидальные практики и будут использоваться, и, к сожалению, похоже, что вырождение войн следует именно в этом направлении. Если не останется никакого оружия, кроме ядерного, ядерная война станет неизбежной; если единственным способом договориться с соседями останется способ "убить их всех", боюсь, что именно это и станут делать.


Как бы то ни было, мы уже пришли в новую реальность, и сейчас самое время попытаться осмыслить оную.